Новая образовательная среда: развитие учебной самостоятельности

Римма Романова, куратор, «Новая образовательная среда»

(выступление на конференции  Смешанное обучение 2019)

Романова Римма: Добрый день всем. Меня зовут Романова Римма. Я из Новой образовательной среды. Мы находимся неподалеку от города Истры, это одна из немногих демократических школ. На бейджике написано, что я куратор, а теперь я не знаю куратор я или тьютор, потому что у нас всё с этим не то, чтобы сложно, и не кажется, гораздо проще, чем в обычных школах это делается, но это не просто объяснить всем остальным людям. Итак, учебная самостоятельность. Предполагается, что у ребенка есть какая-то учебная деятельность, но у нас так принято в среде, что любая деятельность ребёнка является учебной. Мы не разделяем деятельность детей на учебную, неучебную, развлекательную какую-нибудь. Система строится таким образом, что мы опираемся на настоящий природный познавательный интерес ребенка и ориентируемся только на него. Мы не ставим себе цели развлекать, как-то увлекать ребенка, говорить ему, что делать. 

Надо сказать сразу, что у нас нет классов, нет уроков, нет перемен. В общепринятом смысле, мы не школа и даже все время подчеркиваем, что мы не школа, мы — новая образовательная среда. Наша задача — создать такое пространство для детей и взрослых, потому что мы не делим людей на детей и взрослых, чтобы всем было комфортно и хотелось чем-то заниматься в этой среде. Наверное, это первостепенная задача. И когда сама среда чем-то занимается, там происходят какие-то активности, ребенок, как правило, сам хочет находиться там, взрослый тоже, и происходит какой-то учебный процесс. В нашей школе есть несколько возрастных групп. Так как мы не делим детей на классы, у нас есть несколько групп — это дети, например, до 6 лет, — они называли себя морковками, дети после 6 лет, где-то до 8 лет, — они называли себя кроликами, и есть остальные — они себя делят сами, но я хочу сказать, что и на морковок, и кроликов дети тоже делят себя сами. У нас нет такого, что мы сказали вот тебе 6 лет, значит ты — морковка и всё, больше никак. У нас есть такие морковки, которые пришли в начале года и сказали, что знаете, что мы не хотим быть такими маленькими, мы решили, что мы уже хотим учиться читать и писать, мы будем ходить кроликами, мы даже сами будем ходить в магазин. И здесь мы ничего сделать не можем — они хотят, они решили, это их самостоятельное решение. А значит мы все его приветствуем. Равно как и взрослый человек. Даже я могу прийти и сказать, что я сегодня морковка, я буду сегодня целый день с вами, я буду лепить из пластилина что хочу, а захочу — и не буду. Вот это тот момент, который очень важен для самоидентификации ребёнка в нашей среде, и взрослого тоже. Когда он приходит и сам решает, кем он будет. Сегодня он может быть хоть кем угодно. То же самое касается его учебной деятельности. Если он пришёл и сказал: «А знаешь, я хочу заниматься математикой, и у меня есть настроение позаниматься с ним, тогда мы сядем и будем заниматься, при этом я могу сказать: «Не, дружок, не сегодня, вообще у меня сегодня не математическое настроение, мы не будем заниматься». Вот таким образом у нас проповедуется эта самостоятельность ребенка. Мы не будем его насиловать, говорить, что происходит. 

У нас есть расписание, на котором написано, чем кто занимается, какой из педагогов. Там же написано, что делают сегодня дети. Наши дети тоже открывают студии: Читательский клуб. Танцевальная студия. И взрослые здесь их не спугнут. Вот они решили там что-то делать, и мы просто подошли, включили им нужную музыку, все и ушли. Мы, по большому счёту, даже иногда не наблюдаем со стороны, что с ними происходит. Потому что очень часто дети приходят из семьи, где: «нам говорят родители, что нам вот ничего нельзя делать самому». 

Надо просто отпустить ребёнка в этот момент и посмотреть, что он хочет, потому что по взрослому опыту и по детскому опыту нам заметно, что мы хотим делать что-то сами и как только мы хотим это делать, мы проявляем к этому интерес. У нас это получается и приносит удовольствие. Предполагается что любая деятельность человека будет приносить ему удовольствие. 

Кажется со стороны, что будет какой-то из-за этого хаос и беспредел. Некоторые гости наши приезжали и говорили: «Вот у вас есть тут, а вы не боитесь, что дети просто решат на этом суде, и вас четвертуют?» Ну вот как-то не происходит никаких бредовых таких идей, они не подкидывали. Действует Конституция — свод законов, которые разработали взрослые и дети вместе, потом приняли общим голосованием. В Конституции прописаны некоторые правила и основное правило это — «мы не делаем кому-то того, что он не хочет, чтобы мы делали». То есть я очень часто вижу такую картину, что двое детей стоят, один к другому подходит и говорит: «Давай подеремся, и они начинают возиться по полу, и всё у них хорошо». В другой момент, какой-то из них говорит, что «все, мне хватит, давай придумаем стоп-слово, это будет «картошка фри», он кричит «картошка фри», они расходятся. Бывает, конечно, что они в раж входят, там нужно бежать от кого-то, но, в целом, это работает именно так. У них есть какие-то свои внутренние правила. Я могу проходить мимо детей и, мне кажется, что они дерутся прямо по-настоящему. Я могу подойти и спросить: «А вот вы деретесь или играете?» Как они возмущенно на меня говорят: «Знаете что, Рим, ты иди, куда шла, мы тут играем, не мешай, все нормально». Я очень часто дерусь с детьми сама, потому что это весело. Я тоже могу подойти и сказать: «Ну, давай поубиваем немножко друг дружку?»

Это очень здорово, потому что я не видела, чтобы в обычных школах, а я работала много лет в обычных школах, частных школах, в системных школах, это очень здорово, потому что я вижу, что эти дети, которые в нашей школе, умеют ориентироваться в любой среде, они между собой решают вопросы просто путём голосования вплоть до того, что мы приезжаем все вместе в музей, а там у них возможность есть пойти на две выставки. Я просто стою стороне и смотрю, что будут делать дети. Вот у нас есть такие варианты. А вы теперь решайте. И они: «кто хочет на Ван Гога?» Раз руки подняли те, кто хочет. «А кто хочет пойти на Фаберже?» Подняли руки. «Но сейчас больше на Ван Гога — мы идём на Ван Гога». Просто большинство решило. Они привыкли к этому. 

У нас есть судебная система. Если у нас есть какие-то жёсткие конфликты, то тоже есть система быстрая, мы ее устраивали в течение этого года. Если возникает серьезный конфликт, когда двое детей или, взрослый или ребенок, или взрослый и взрослый, не могут между собой что-то решить, они находят третье лицо — это медиатор, т.е. тот человек, который не занимает ничью позицию и пытается разобраться в конфликте и помочь всем. Если они не придут к какому-то мирному решению, тогда они идут в суд. Это тоже специальное время, специальная судебная комиссия, секретарь, среди детей есть присяжные, которые воспринимают свою должность как что-то такое почётное — «надо разобраться». И когда иногда кто-то из взрослых и учителей говорит: «Слушайте, этот вопрос мы очень долго рассматриваем, уже подрались позавчера». И кто-то из детей заметил: «знаете что, мы будем рассматривать этот вопрос столько времени, сколько нужно, пока не разберемся в этом конфликте». У меня прямо отлегло в этот момент — вот она сознательность детская, это так здорово. Быть присяжным или нет — это желание ребёнка. То есть у нас нет такого что «я не хочу, а меня назначили». Это тоже меня очень радует. 

Нам часто говорят «вот вы это так красиво говорите, а какие есть примеры?» Для меня один из самых ярких последних примеров — это, когда наши маленькие дети, кролики, морковки, решили, что на Новый год помимо спектакля, который ставит нам всем школа, хотят сделать отдельный концерт — Делайте. Что вам нужно для этого? «Нам нужно, чтобы кто-то включал музыку». Они себе сделали расписание встреч, репетиций, пели, танцевали, мы не вникали, мы даже не смотрели, что происходит, просто пришли на концерт в назначенное время в 2 часа. Я могу сказать, что этот концерт был организован детьми не хуже, чем взрослыми. Они сами всё сделали, полчасика попели и потанцевали. Я была счастлива, потому что мы вообще никак не вникали в этот процесс. Инициатива идёт от детей. Поэтому как-то так. По поводу учебной самостоятельности. Есть какие-то моменты, когда мы сдаем аттестацию. Мы провели инициативу. Мы сдаем аттестацию. Дети, которые с 8 класса класса и выше, относятся к “Пенатам” (семейное образование), их учёба — это полностью от начала до конца их ответственность. Есть наш устный договор с родителями, которые сказали: «Вот моя Маша сказала, что будет учиться сама. Пусть пробует, я посмотрю». И мы не вникаем в учебный процесс Маши, пока она не подойдёт и не скажет: «Слушай, Рим, помоги, у меня там «Мертвые души» Гоголя пошли, и мы пойдём с ней разберёмся, что не понятно и прочее. Да, вообще никакого контроля извне: «А сколько у тебя аттестаций? Что тебе там надо?» — осталось это всё на её совести. То же самое с детьми, которые сдают ГИА и ЕГЭ, пробный экзамен. Они подходят и говорят: «Мне надо сдавать биологию» и говорят: «Пошли заниматься». Они будут разбирать вопросы, условия, потом ехать и сдавать. То же самое они говорят, например, “Я не хочу сдавать математику, мои родители в курсе, они это приняли я поеду и сдам на три, мне больше не надо.” или “Я хочу сдавать английский язык на большой балл, а математика мне не нужна.” С теми, кто помладше, процесс выстроен так: они идут и вместе читают, например, или они проходят мимо куратора, который с ними занимается, и говорят: «Ну, что ты стоишь? Нас пора учить уже, пошли». Но при этом есть момент такой, для меня очень важный, который очень отличает этих участников среды от обычных школьников: в любой момент, в любое занятие ребенок решил, что он хочет взять в такой момент вот столько от стольких, и он встаёт и выходит из кабинета, и говорит: «мне хватит». Он может зайти в середине занятия и уйти в середине занятия. А может сказать: «Так, мы уже отзанимались сейчас, ладно, тебе перерыв, взрослый, потом дальше, потому что у меня ещё много вопросов, я ещё хочу дорисовать». Вот это учебная самостоятельность. Она появляется сама собой, что ли, потому что все чем-то заняты, а, может быть, и не заняты. Можно просто сидеть и тупить в точку целый день, но, в целом, у ребёнка очень быстро это все сойдет на нет, но этого не происходит. Дети учатся и у них есть какое-то природное познание. Я не видела ребенка, который говорит : «я ничего не хочу знать». По крайней мере того, который в среде находится уже полгода. 

Если говорить о вновь пришедших детях, как правило, это дети, которые пришли из домашнего семейного обучения или дети, которые каким-то образом их родители отвезли, отметили они не приживаются в школе и все, надо забирать ребёнка из обычной школы, и стресс и все такое прочее. Где-то 2 недели максимум, от 2 дней до 2 недель, у них есть всего два типа в поведении: они или носятся как сумасшедшие, просто сносят все, как будто им выбегать надо — это напряжение, которое они высидели на уроках, — начальная школа, первый и второй класс. Или ребенок приходит и сидит, или максимум он может подойти к взрослому и сказать: «А что мне делать? Я не знаю, что мне делать». Взрослый может ему объяснить, что у есть много вариантов. Его представят среде, скажут, вот у нас есть человек. Но, как правило, детям показывают — вот школа, объясняют про систему, как она устроена, но, в целом, он может прикрепиться за каким-то взрослым и ходить хвостиком некоторое время, потому что он вообще не привык быть сам, потому что у него самостоятельность пока что на нуле. У нас буквально недавно пришёл ещё один мальчик, сказал: «Так это что же, можно целый день ничего не делать?» Мы говорим: «Ну, если ты не хочешь, можешь целый день сидеть себе ничего не делать». Он говорит: «Слушайте, это здорово. Я пойду почитаю тогда». Я вот не считаю, что он бездельник в этот момент, он просто хочет в этот момент именно читать, — не считать, не бегать, ничего другого. Но почему бы не назвать это тоже самостоятельностью, если это его собственный выбор? Когда мы позволяем ребенку сделать свой собственный выбор и ответственность за его выбор ложится на него и мы тогда получаем результат — не просто с учебной самостоятельностью, а вообще самостоятельность. 

Как у нас проходят экскурсии в другие города? Мы просто приезжаем туда. Я возила пятерых 8-9 лет, мы ездили во Владимир, мы договорились с родителями, что детям на 3 дня дают 1000 руб. Это 1000 руб. на всё: на музей, еду, проезд по городу, на все развлечения, которые будут. Родители: «Римма, ты что делаешь? Ты им дашь сейчас 1000 руб? Они их потратят и как они будут дальше?» Ничего подобного не произошло, дети очень расчетливы. У них, правда, была возможность первый день потратить все. Нет, они очень боялись выскочить из этих 300 рублей даже. Они все быстро поняли, что если всем вместе скинуться на такси, то получится дешевле. Ещё они поняли, что библиотека бесплатна, что там можно находиться вечерком, играть в настолочки (настольные игры). Они выбирали сами музеи, в которые они хотят пойти, они меня очень порадовали тем, что они готовили себе еду, а я рядом сидела и смотрела, как они будут готовить: если сосиску покрошить в яичницу, то её будет казаться больше — я не учила их этому, я не знаю, откуда они это взяли. Но откуда-то взяли. Я считаю, что этот опыт самостоятельности просто колоссальный.. Вот мы приехали на машине, но мы на ней не ездили по городу, потому что я сказала, что тогда на бензин придется скинуться, и они сказали, что бензин — дороговато, и все в порядке. В следующие разы мы снова и снова повторяли этот опыт, потому что оказалось, что очень здорово, когда родители дают детям такую ограниченную сумму, потому что у нас нет какого-то бешеного «что бы купить еще?». Они сразу подумали, что в этой в булочной дешевле, чем в той. Надо бы зайти туда, что вкусняшку лучше купить себе и ни с кем не делиться, а вот картошки надо купить на всех. И тогда будет все хорошо. То есть законы общежития. Они сами распределились, кто в какой день будет мыть посуду, они бросали жребий на какие-то вещи, они в какой-то момент решили шикануть и заказали себе пиццу. Я поняла, что тут о самостоятельности можно не беспокоиться, хотя родители мне говорили: «Что? Мы же никогда никуда не ездили, мы же привыкли летать в Тайланд, а там все включено. И я не знаю, как он там будет в этом Владимире». Я помню мы шли с детьми по городу, и они говорят: «Хочется шаурмы». – «Ну, иди посмотри, что там с шаурмой». Они вышли и говорят: “Нет, это нам не по карману и пенсионерам тоже не по карману.” Мы просто узнали, какая пенсия у пенсионеров, посчитали и оказалось, что вот на три дня — это 1000 руб. и, собственно, социальный эксперимент, который мы решили провести с такими маленькими детьми заключался именно в том, чтобы пожить как пенсионер. И они по итогам говорили: «Нет, конечно, наверное, пенсионером быть неплохо, но только если ты не один, если много человек вместе живёт, то нормально, одному не выжить». Они разговорились с пенсионером в городе Владимире, где мы были, а потом мы просто снова стали повторять этот опыт, потому что он удобен, когда ты говоришь родителю: «Эта поездка будет бюджетной, пожалуйста, не давайте ему больше определённой суммы. Мы уложимся, не переживайте, пожалуйста, не давайте ничего с собой, все в порядке». 

Мне иногда кажется, что, в какой-то момент все пропало и ничего не будет, хаос вокруг, они ничего не хотят, но пока что и результаты ГИА у нас отличные и, в целом, дети учатся. Они проявляют свои интересы к каким-то вещам, сами организовывают сдачу своих аттестаций, мы за этим наблюдаем, но не вникаем, если нет острой необходимости, пока к нам не обратятся. Мы не навязываемся детям. Они не навязываются нам. И это просто приятное сосуществование в одной среде. Вот основная часть того, что я хотела сказать, и я догадываюсь, что будут вопросы. Я готова на них ответить. 

Романова Римма отвечает на вопросы из зала 

Вопрос: Спасибо большое за рассказ. А педагоги что? Они что делают? Ждут всё время? Или как?

 Романова Римма: Смотрите, какая история. Например, у меня есть педагогическое образование. Когда у меня спрашивают: «А вы педагог чего?» Мне очень трудно сказать, педагог чего: в образовании я педагог русского языка и литературы. Но очень быстро поняли, что я хорошо училась в школе и могу много чему научить. Я прихожу в Среду, я делаю что-то интересное: я могу сесть и шить в уголке, могу сидеть и читать, и, как правило, находится 3-5 детей, которые подойдут и спросят: «А что ты делаешь? А можно мне тоже? А я тоже хочу». Или я могу печь блины с детьми, но они не знают математику, и я могу сказать: «Слушай, вот у меня такие пропорции. А теперь скажите, сколько мне надо яиц, если у меня 3 л молока?» Они очень все быстро считают, очень быстро соображают. Поэтому цель учредителя была такой, чтобы не набрать людей с педагогическим образованием, цель была собрать сообщество единомышленников, которые имеют интересное увлечение, интересную жизнь, — у нас есть преподаватель английского языка, а у него есть ещё свой большой музыкальный проект, и он занимается ещё и музыкой. У нас учитель биологии, который занимается ещё генетикой, разводит животных и занимается конным спортом, и понятно, что дети и про это тоже. Я учитель русского языка и литературы. Но мой конёк — рукоделие, и понятное дело, что я прихожу и занимаюсь с детьми рукоделием в том числе. Наш директор, Виктор Цатрян, — учитель русского языка и литературы, но он очень много сочиняет и переводит, и дети очень быстро к этому присоединяются. У нас ещё очень много бывает гостей, которые тоже очень интересные люди, и дети обычно очень откликаются живо. Я бы не сказала, что мы прям учителя, но, как правило, взрослый приходит и пишет на специальной доске то, чем он будет сегодня заниматься.

 Вопрос: То есть у взрослого есть свое пространство? И свое время?

Романова Римма: Такое пространство — у нас одно единое целое пространство. Просто, главное, сказать, что библиотека сегодня занята с 10 до 11, чтобы другой человек не пришёл и не понадеялся на это пространство. Для этого — собственная организация процесса. То есть ребенок приходит и смотрит, кто, чем занят, видит, что у меня есть в 9:30 шитьё, и находит этих людей и дергает за рукав: «пошли». И мы идём. 

Вопрос: Сколько лет вашему образовательному пространству? 

Романова Римма: В этом формате мы существуем третий год, а, на самом деле, больше, потому что школа выросла из семейного класса. 

Вопрос: Получается, у вас нет структурированных программм — с 1 сентября тематическое планирование по каждому предмету. 

Романова Римма: У нас такого нет. У нас могут быть даже внутри коллектива разные взгляды на образование. Моя задача — чтобы к концу или к середине года мы, сдавая аттестацию с ребёнком, знали уже все, просто потому что мы знаем уже все. Нет такого, чтобы мы готовили. Мне очень нравится, когда люди сдают ЕГЭ просто потому, что они знают предмет, а не потому, что он выучил вот этот перечень вопросов. Я понимаю, что нужно будет несколько занятий потратить на то, чтобы понять структуру ЕГЭ и прочее. Но мне хочется, чтобы человек сам по себе был подкованный, знал. И, на самом деле, я ставлю себе такую задачку. Я хочу, чтобы человек прочитал «Мертвые души» и подумал над этим. Какие вопросы будут в аттестации мы потом ответим, разберемся с этим, но мне хочется, чтобы было именно так

Вопрос: Очень интересен Ваш опыт. Вопроса два: первый вопрос — это отношение детей и взрослых. На одного взрослого какое количество морковок, кроликов и остальных участников образовательной среды приходится? 

Романова Римма: Когда как. В целом, нас обычно 10 взрослых и, в общем, в школе 80 человек детей числится. Приходит разное количество. Иногда я понимаю, что я иду на речку, мы сегодня там будем смотреть, как лёд идёт, и со мной пойдёт 30 человек детей, я пойду одна. 

Вопрос: И второй вопрос: как дети узнают, что завтра будет интересно взрослому, который организует или каким-то образом, так или иначе, готовится к своему трудовому дню? То есть, если у него ограниченный список того, что будут делать взрослые, как он сориентируется в выборе с учетом своих желаний, если ему не интересны все 10 дел, которые делают взрослые здесь и сейчас, а я хочу делать что-то совершенно другое, а это не запланировано? 

Романова Римма: Если ребенок хочет сделать что-то другое, что не запланировано, он просто идёт и делает это другое, потому что хочет заниматься этим. По поводу анонсирования того, чем будет заниматься взрослый. У нас есть общий сбор — это мероприятие, которое проходит каждое утро: все собираются заинтересованные лица, есть общая повестка, дети являются секретарями, они сами публикуют эту повестку в общем чате, сами оповещают все группы детей, ходят по кабинетам и могут объяснить, что сейчас будет общий сбор и там такие-то повестки. Есть такой момент, когда мы можем сидеть все вместе за завтраком и мне кто-нибудь из детей скажет: «что же мы не рисуем? Вот же лежат акварели, сохнут, пойдём рисовать». И некоторые дети услышали и просто пошли, а некоторые дети, которые, например, долго отсутствовали из-за болезни или из-за отъезда, могут просто прийти в школу и обежать всю школу, где-то остаться, может «просто хочу сидеть и сидеть, играть или делать что-то свое, или организовать, опять же, свою структуру. 

Вопрос: То есть взрослые не планируют свою деятельность на какой-то промежуток времени? 

Романова Римма: Нет. Я вам больше скажу, что иногда мы приходим и даже я планирую внутри себя: «буду шить сегодня», но ко мне кто-то из детей приходит и говорит: «У нас “Алые паруса”, пойдём, мы читаем». Мы идём и читаем, я готова подвинуться. Иногда у меня бывает такое настроение, что я не хочу, в обычных школах я, например, себе не могла представить, чтобы я пришла на урок русского языка, а учительница русского языка сегодня не хочет рассказывать мне про сложные предложения, вот, она не хочет, а ей приходится, потому что у нее программа, и она бежит впереди программы. А кому это нужно в этот момент? Детям, которые видят, что учитель не зажжен своим предметом? И вообще-то ему не хочется. Учителя, которые вынуждены этим заниматься, постепенно перегорает. Поэтому есть у меня приблизительно в голове какое-то, конечно, представление того, что я хочу, чтобы знали дети, с которыми я работаю, но навязывать это или планировать поурочно — нет, такого нет. 

Вопрос: Скажите, пожалуйста, как вы используете опыт старой английской школы Саммерхилл? 

Романова Римма: Мы много знаем про эту школу и одна из наших преподавательниц сотрудничала с преподавателем этой школы в летнем проекте, и мы во многом подсмотрели что-то, кое-что взяли себе какие-то организационные моменты вплоть до доски с брелками, на которых написаны наши имена и чтобы мы понимали, где кто сейчас находится. Какой-то опыт, конечно, у нас есть, мы подписаны на них и некоторые наши педагоги перевели их труды на русский язык. Но мы сами по себе. Вопрос: Идея откуда для вашего пространств? Просто они существуют уже очень давно и книги переведены тоже очень давно

Романова Римма: Идея нашего пространства — это прежде всего идея Виктора Цатряна, который таким образом воспитывает своих детей сам, и он просто перенес эту систему, скооперировавшись ещё с несколькими родителями. Как-то раз одна из мам мне говорит: «Вообще-то, мои дети хотели пойти в школу (у нее на тот момент было двое сыновей). Она говорит: «Пришли они с удовольствием, но через год я заметила, что они ходить туда больше не хотят, что они у меня потеряли интерес, ничего не хотят, они приходят и говорят: «я не хочу туда, мама, больше идти». Она прислушалась к своим детям и наняла преподавателя на дому, чтобы они получили семейное образование. «И я смотрела за ними целый год, они собирали конструктор Лего и читали Стругацких, больше ничего не делали — и мне стало страшно, вдруг они ничего не знают, но под конец года они сели, сдали все эти аттестации. Вопрос планирования времени и всего остального, который есть в школах. Ведь первачок, который приходит в первые полгода учиться подавать руку вовремя, сидеть правильно, ходить строем туда-сюда, слушать учителя. Больше скажу: в школах, в которых я работала, у ребенка нет времени сесть и поковырять в носу, хотя ему очень надо, потому что у него уроки, а потом перемена, а на перемене они бегают. 

Вопрос: Опыт очень интересный, хотя и противоречивый. Вы сказали, что я планирую внутри себя, что ребёнок осваивает подготовку к, например, экзаменам или к аттестации, которые вы проходите. В течение учебного года как вы понимаете, что ребёнок знает вот это? Когда мы с одним ребёнком, с двумя, с тремя — ладно, но, если их 10? У вас в классе или в группе есть какой-то мониторинг наблюдения? Какие вообще используется замеры контрольные или этого тоже вообще нет? И оценивания нет? Я, например, за отмену оценивания, но сами замеры, наблюдения и мониторинг с ребёнком…Как это происходит? 

Романова Римма: Начнем с того, что мы очень много общаемся с этими детьми неформально. У нас нет отчеств. Взрослые имеют такие же права, как ребёнок. К нам обращаются на “ты”, и у нас очень доверительные отношения с детьми, но по поводу кураторов и тьюторов — у нас есть такая практика: каждый ребёнок может выбрать себе взрослого как доверенное лицо. Это человек, к которому он может прийти и пожаловаться на что-то или сказать: «Пойдём со мной погуляем. Мне нужно пройтись». А может никого не выбирать. Опять же, мы очень много общаемся с детьми, мне интересно, что они читают, как они считают и что происходит. И это выходит само собой, но это касается, скажем, детей младшего и среднего возраста. А все остальные дети — это на их ответственности, учёба на их ответственности. Я могу подойти и сказать: «Слушай, я тут слышала, что у тебя аттестация по литре не сдана, хочешь пойдем сдадим?» Если ребёнок говорит: «Да, пойдём. Я хочу», а при этом не приходит, я даже не буду за ним бегать и говорить, что «ты там не сдал, а ты говорил, что придешь ко мне». Вообще всё равно. Я могу даже сказать ребёнку: «Это твоя зона ответственности, дорогой. Ты учишься — ты сдаешь, и вперед. То же самое на данный момент: до конца учебного года ещё месяц, 90% детей уже сдали аттестации, из этих 90% половина сдающих зимой, они очень хорошо поняли, что дома их не оставят в покое и будут говорить: «как у нас там с переходом в следующий класс?» И вот эти 10%, которые ещё не сдали, — это те, кто плохо посещали или болели, какие-то другие причины не связаны. 

Вопрос:То есть это единичный замер в апреле? Или ты на выбор можешь сделать раньше? Как это? 

Романова Римма: Мне-то, конечно, интересно, кто там сдал, кто не сдал аттестацию. Я просто это не афиширую так активно, но любопытно. Потом понимаю, что моя ответственность перед родителями снята. Если они у меня спросят: «А что у них там?», я могу сказать, что у них уже все. Некоторые родители звонили и говорили, что, правда, все уже сдала. «Так давайте сдадим ещё за четвёртый класс?» Я говорю: «Слушайте, наверное, она не просто так за третий класс стала, я, конечно, спрошу, хочет ли она сдать за 4 ещё класс, но это будет ее решение, и я не буду навязываться». 

Вопрос: Для всех детей такая схема работает? 

Романова Римма: Нет, я уверена, что подход ко всем должен быть разным, и демократическая среда подходит не всем. У нас была такая девочка, папа которой весь творческий, архитектор, он говорит: «Вы представляете, Алиса пришла и сказала: «Я хочу ходить в обычную школу, хочу носить форму, хочу оценки в дневник». И что тут сделаешь? Конечно, ее отправили в обычную школу. Она ходит на уроки, у неё всё как обычно. Я понимаю, что тем и хорошо, когда есть выбор. 

Вопрос: То есть в этой ситуации девочка сама не хотела в школу? Романова Римма: Да, сама. Вопрос: Возможен вариант, при котором ребенок сам не определился? И вы видите ,что это не совсем для него. Такие ситуации были или, если бы они были, как бы вы в этой ситуации себя вели? 

Романова Римма: Нет, конечно, у нас ещё не было таких ситуаций, когда ребёнок себя не определил. Если бы это происходило, мы бы уже в паре с педагогом и родителем думали, что делать дальше, чтобы понять, что вообще с человеком происходит, потому что трудно сказать так: «я уверена». Я считаю, что демократическая среда — это не для каждого ребёнка, не для каждого человека, потому что есть люди, которые изначально очень структурированы, им нужно изначально расписание и все такое прочее.

 Вопрос: Критерий включенности в этот процесс действует? Романова Римма:. Да Вопрос: Скажите, пожалуйста, если мы правильно услышали, то взрослый, приходя на работу, фиксирует в определенном месте, чем он хочет сегодня заниматься? Бывает ли такое, что взрослый хочет заниматься сегодня не выпеканием блинов, и не рисованием, а доказательством теоремы Пифагора и он это обнародует?

 Романова Римма: Да, бывает. Это не обязательно факт.

Вопрос: Тогда скажите, если я как ребёнок хочу сегодня разобраться с Пифагором, а мне предлагают опять блины, поход на речку, рисование, мне идти опять этим заниматься или у меня есть какой-то другой вариант? 

Романова Римма: Есть другой вариант. Этот вопрос очень часто возникает. Дело в том, что если ребенок пришел, увидел, что кто-то сегодня печёт блины, то наверняка найдется человек, который может порешать теорему Пифагора, — это наш математик, как правило, который может сказать, что я собирался заниматься программированием, но одно другому не мешает, мы сейчас сразу сядем вместе работать. 

Вопрос: А если он собирался лепить из пластилина в это время, и он уже нашёл себе пять единомышленников?

Романова Римма: Они могут заниматься этим одновременно. Если идёт такая инициатива от ребёнка, мы ее поощряем — это очень приятно, когда ребенок подошел: «Давай, я придумал, чем заниматься». Он может сколотить вокруг себя команду, а они очень настырные, они будут подходить, дёргать за рукав, говорить: «Все, пора, что же мы тут стоим? У нас там задачи по математике». И, в том числе, и ко мне тоже они так подходят и говорят: «Все, пора решать, а ты стоишь с каким-то родителем разговариваешь. У нас дела, идёшь?» Про восьмиклассника вопрос — это его ответственность. Есть тренировочные тесты, в которых он уже видит перечень вопросов, и он может подойти к историку и сказать: «Слушай, там очень много вопросов про Средневековье, читай нам курс про Средневековье» и историк подготовится и скажет: «Хорошо, я расскажу вам про Средневековье с удовольствием, потому что это очень весело». И он быстренько расскажет. Это ответственность ученика. Да, если он что-то недопонял, он может подойти и спросить ещё что-то, ему 5 раз объяснят какую-нибудь теорему или прорешают с ним какую-то задачу по химии или по какому-то другому предмету. Но это его задача, это его ответственность. У него есть перечень вопросов. В этих же самых аттестациях есть перечень вопросов с пробными вариантами ответов и перечень задач. Я пока что там не вижу никакой хронологии, целостности, никакой системы. Система знаний — это ответственность ученика, в первую очередь. 

Спасибо большое всем.

Видео выступления смотрите здесь

Смешанное обучение в России