Кучук Варвара, директор школы Konvert
(выступление на конференции Смешанное обучение 2019)
Кучук Варвара: Кто знает, что такое свободное образование? Поднимите руки. О’кей. В нашем проекте основная цель — это передача ответственности за образовательный процесс детям. Это значит, что у нас нет ни классов, ни уроков, ни программы. Ребёнок изначально в субъектных отношениях сам с собой, с миром. То есть у нас нет задачи вложить что-либо в него в какие-то сроки.
Мы создаем среду, которую все участники сообщества используют на свое усмотрение в качестве ресурса, и задача взрослого — быть этим ресурсом для ребёнка. Это может быть эмоциональная поддержка, это может быть передача знаний, какая-то совместная деятельность, что угодно. При этом сам взрослый тоже обладает достаточно большой свободой.
Принципа основных 2: Первое — выбор деятельности, которой ребёнок (и взрослый) сам занимается, выбор нагрузки, темпа, компании. Все эти регулировки, настройки под себя: «сейчас я хочу играть» — для нас это тоже образовательный процесс. «Сейчас я хочу общаться» — для нас это тоже образовательный процесс. Мы не делим это никак, образование состоит из всего для нас.
И вторая история про демократические элементы управления сообществом. Это то, что позволяет это сообщество сохранять устойчивым, это такой инструмент, про то, как мы вместе договариваемся о правилах и их соблюдении и о совместных решениях.
Проекту третий год, дети у нас от 5 до 15 лет, на классы не делятся, на возрастные группы они не делятся, за исключением кураторов. Хотя даже там они умудряются переходить из младшей в старшую ступень и обратно. Формальные их обязательства: сдача аттестации в виде тестов, которые в общем-то не занимают много времени, один раз в год, сейчас все они на семейной или заочной формах обучения, это один тест раз в год по математике, по русскому, 1 тест по истории, и можно выбирать в каком порядке и когда их сдавать.
Получается, ребёнок сам выбирает куратора или нескольких, с которыми ему комфортно сдавать аттестации, сам договаривается про сроки, порядок сдачи предметов и так далее. Всё остальное время все мы занимаемся тем, что нам интересно. Самостоятельно, по нашим наблюдениям и по наблюдениям подобных школ с длительной историей, лет до десяти дети в основном просто играют, лет до 13 дети общаются, после 13-14 при условии отсутствия давления в семье и отсутствии давления в школах, при условии того, что мы поддерживаем среду, у них появляется запрос на академические знания: «Я хочу знаний. Я хочу учиться».
Много времени уходит на период адаптации, на то, чтобы расшколиться. Длится он, по хорошему счету, от года. При дополнительных нагрузках в семье, например, он может затянуться на пару лет. У нас сейчас некоторые дети только-только заканчивают адаптацию.
У него нет задачи удовлетворить запрос на несколько шагов вперед, опередить зону ближайшего развития и кого-то куда-то продвинуть, нет задачи предложить, увлечь и, вообще, создать образовательную ситуацию. Мне кажется, это в диалоге решается — то есть если люди просто общаются, необязательно они приходят к нам: младшие дети, скорее, пойдут к более старшим детям, не факт, что они пойдут ко взрослому.
Весь образовательный процесс строится так: если есть ядро взрослых, максимально компетентных в том, чтобы просто быть в контакте с детьми, поддерживать сообщество, отвечать на бесконечное количество вопросов и хотеть просто быть с ними рядом, а дальше, если мы видим, что, например, запросы превосходят наши компетенции, мы можем, опираясь на этот запрос, приглашать дополнительных приходящих взрослых, не обязательно педагогов. Как в этом году было с музыкой. Дети говорят: «Давай найдём педагога по музыке, но не этот твой фольклорный ансамбль, это нам не очень актуально. Мы хотим на гитаре играть. Найди нам какого-нибудь мужика нормального, который лабает рок». И мы стали искать, нормального мужика мы нашли, привели его в школу, и какая-то группа детей сплотилась вокруг этой истории.
Если у нас никого в среде нет, кто хотя бы в теории мог попробовать удовлетворить эту историю, мы ищем какие-то сторонние ресурсы (не обязательно человека, это может быть онлайн-курс, книга, выезд, это могут быть разные мастер-классы). Если мы видим, что они не удовлетворили свой запрос за раз, то это может быть долгосрочная история, длиной в год.
Вопрос из зала: Есть ли какие-то педагоги, которые наблюдают, задают правильные вопросы или дают им (детям) какую-то информацию?
Кучук Варвара: Нет, мы не выстраиваем таким образом процесс.
Вопрос: А как вы работаете тогда?
Кучук Варвара: Мы работаем как среда
Вопрос: Ну, как это на примере, что происходит?
Кучук Варвара: Нет задачи предсказать область ближайшего развития и предложить ему контент, для того чтобы… потому что нам кажется, что мы на шаг впереди.
Вопрос: А на основании чего он учится?
Кучук Варвара: Ребенок компетентен для того, чтобы на своём уровне объяснить, что ему нужно. Даже в три года он достаточно компетентен, чтобы объяснить, что ему нужно, сколько и как, как сказать стоп, когда ему хватит. Мы исходим из того, что ребенок сам по себе достаточен. Он может достаточно рано и внятно говорить, что «это мне подходит, это мне неинтересно, это мне неинтересно».
Вопрос: Но для того, чтобы заинтересоваться странами, государствами или флагами нужно понимать, что они существуют.
Кучук Варвара: У нас нет задачи заинтересовать его флагами и странами.
Вопрос:. Нет, просто дать информацию, что они есть.
Кучук Варвара: Зачем? Мы не ставим себе такой задачи — сразу взять и на всякий случай предложить ребенку без запроса мир в его многообразии, мы себе представляем, что у него есть его жизнь, ценная для него самого. Если когда-нибудь он в какой-то момент, скорее всего, это произойдет в среде рано или поздно, потому что там очень много других людей, взрослых с разными интересами и где-то он фрагментарно цепляет разные темы, если что-то из этого его заинтересует, например, те же флаги, то он либо найдёт сам, как удовлетворить запрос, в основном, это происходит таким образом, либо он найдёт литературу, человека, информацию, помощь, он найдёт ресурс в среде, чтобы удовлетворить свой запрос самостоятельно. Я не думаю, что это реально в любой школе, я бы не идеализировала образование таким образом. Мне кажется, никакая школа не предложит ему многообразие всего мира, это просто набор ресурсов, но он ограничен. У нас тоже есть ограничения в среде.
Вопрос: Можно конкретно? Как проходит день, допустим, возьмём первый класс?
Кучук Варвара: У нас нет классов, разновозрастная среда полностью, мы не делим на классы, у нас нет урока, у нас есть достаточно размытое расписание дня, выглядит оно следующим образом: дети приходят с утра, у нас есть общий сбор, на который ходят все желающие, раз в неделю у нас есть круг решений, на котором принимаются голосованием какие-то решения по повестке касательно общешкольных вопросов. В повестку накидывает вопросы любой участник среды, вне зависимости от того, сколько ему лет, и дальше мы голосуем. В обычный день у нас такого нет, это просто сбор, на котором люди обмениваются новостями, может быть, если им интересно, озвучат какие-то свои планы на день, дальше люди расходятся, делают то, что им интересно делать в среде. Кто-то приходит и говорит: «Я бы сегодня хотела позаниматься. Кто готов из взрослых уделить мне время на математику?». Кто-то приходит и декларирует свои цели, например, приготовить что-то, почитать книгу, поиграть в какую-то игру, посидеть на “Учи.ру”. А кто-то ничего не говорит и берет себе время подумать.
Сейчас у нас 45 детей всего в проекте, 430 кв.м, 1 этаж нежилого здания, кабинетная планировка: длинный глухой коридор и классы, классы, классы, в конце большой зал. В этом большом зале мы все собираемся и дальше они разбредаются по классам. Есть некое дополнение, допустим, это класс естественных наук, но это не строго прибито, там есть что-то из минимального оборудования: микроскопы, пробирочки, экосистема, это не обязательно. Мы делали сначала студии и это очень крутая идея, как нам казалось, мы начали проект с того, что у нас было 24 студии. Мы думали, что это здорово, покажет многообразие мира, но это не работало, потому что они не успевали в этом многообразии вообще никак сориентироваться: оказалось, что отношения на первом месте, а знания на каком-то совсем другом. Модель пересобиралась несколько раз, и сейчас мы приходим к тому, что, по хорошему, в сообществе нам достаточно одного взрослого на 10-15 детей и даже по моим ощущениям, у нас сейчас слишком много суеты, слишком много взрослых, можно ещё сокращать команду или брать больше детей, потому что огромный процент всего они могут, хотят и делают самостоятельно.
Мне вспомнился рассказ одного голландского основателя свободных школ, который был недавно в России. Вот это очень хороший пример того, что такое подобные пространства, как выглядит коммуникация в них. Мама работала стаффом и в среду привозила своего ребёнка, а потом она перестала там работать, но продолжала его привозить. Ребёнок понял, что мама не работает в школе, только через полгода. Это о том, что на самом деле, ребенок живёт там настолько самодостаточно, что ему, в общем-то, взрослый не очень нужен. И мы реально поняли, что сильно переоцениваем свою значимость. Она есть, но это скорее, про безопасность и поддержку. Но в плане знаний они реально дают нам фору. Мне кажется, что у них есть интуитивные знания о том, что им реально нужно будет в будущем. В этом месте мы много суетимся, слушаем футурологов, пишем списки компетенций, что-то делаем, чтобы гарантированно дети не пропали, как-то были успешны, как-то состоялись. Если немножко из этого места тревогу убрать, то когда я их наблюдаю, мне кажется ,что они уже на шаг впереди нас в этом месте интуитивного знания о том, что это будет нужно, уже в них заложено, то есть они очень много играют, когда мы наблюдаем их игры, они смещают акценты с игры ролевой, как в нашем детстве был типа магазин: какая история привязана к некой форме идеально, которая переносится в игру. Сейчас смещается акцент такой игры на эксперименты, исследования, если я наблюдаю это достаточно долго, то на мой взгляд, это характеризует то, какой для них будет будущая модель взаимодействия с миром.
Как дети разбредаются: кто-то предлагает «давайте в настолки поиграем», кто-то уходит рисовать, кто-то один, кто-то сбивается в группу, кто-то уходит и достаёт какое-то оборудование, что-то делает. Понятно, это свободная школа. У нас изначально история была про то, что мы вообще никак не ограничивали гаджеты, а пошли на большой эксперимент. Мы поставили ограничение на сеть, но старшие подростки ее обошли, в этом месте мы посмеялись над своей наивностью и продолжили оставлять гаджеты в свободном доступе, это были планшеты, компы и их личные смартфоны, естественно, то, что они приносили с собой.
Постепенно, примерно за полгода, они вышли на некий режим саморегуляции, потому что стало понятно им самим, что если акцент смещается только в сторону гаджетов, то другие стороны жизни проседают, а им оказывается это тоже нужно. Например, приходил ребенок и говорил: «Слушай, я хотел бы на улицу пойти погулять, но такое ощущение, что все играют в Minecraft. А я вот уже наигрался, но мне не собрать компанию, что мне делать?» Так это выглядело. Соответственно, они дальше придумали, как им распоряжаться собственным временем. Где-то они настраивали какие-то режимы, что «сейчас мы играем , а завтра мы только во второй половине дня играем, в первой не играем».
Сейчас у них свободная игровая деятельность только в дневном перерыве на полтора часа. Разбрелись они и каждый занимается тем, что в данный момент ему интересно. Мы не ориентируемся на режим дня, он у нас довольно условный: они приходят на кухню, сами себе готовят или достают то, что они хотят съесть. Прогулка условно зафиксирована в середине дня, на нее идут только те, кто хотят, они выходят в любой момент и говорят: «Поехали с нами на самокатах кататься, нам будет интересно». Это может быть спонтанный выезд, выезд для части людей, а все остальные могут делать дальше что-то свое.
Учатся дети так же, как и всему остальному, у нас нет никакой программы, индивидуального плана для каждого ребёнка.
У меня есть дочка, ей 8 лет, она как-то научилась читать. Я не знаю как. Я не ставила себе задачи отследить как. Как-то она пришла и поняла в какой-то момент, что она хочет делать настолки, но для того, чтобы делать настолки, ей нужно научиться читать, писать и считать. Дальше она пошла пытать ведущую, которая ей нравилась, чтобы сделать студию счета-письма. Дальше она подключала к этому процессу более старших детей и её друзей, которые умели уже на каком-то уровне писать, читать, считать. Поскольку у нас нет программы и ожидания академических успехов, у нас нет задачи сделать так, чтобы они читали, но они этому научаются просто потому, что это базовые навыки началки, которые правда нужны. Просто мы не прибиваем это по времени, они вольны начать учиться писать от руки в 10 лет, например. Некоторые из них пишут довольно плохо в 12-13 лет с большим количеством ошибок, некоторые из них более грамотные.
У нас нет разделения на начальную, среднюю и старшую школу, у нас все дети вместе. Они редко приходят с запросом на какую-то дисциплину абстрактно.. Так обычно вопрос не стоит, вопрос стоит: «О, смотри, что это такое, карточки падают одна за другой»- “Это — цепная реакция”- «Вау, как это, что это?» и дальше пошло какое-то живое обсуждение. Образование у нас встраивается в жизнь, в жизни оно не делится на какие-то кусочки, здесь учишься, здесь — нет, это физика, это математика, это музыка. Это простой естественный процесс. Классно, если довериться тому, что они сами разберутся.
Вопрос: А вот есть вопрос по аттестации. Говорите, дети проходят аттестацию? Но все равно меня мучает, если нет плана, а аттестация предполагает учиться этому и этому, условно «жи, ши пиши с буквой и» или таблица умножения, а вот он этого не проходил. Как происходит этот процесс? Вы даете ему возможность попробовать, потом анализируете? Я хочу всё-таки понять роль вообще взрослого.
Кучук Варвара: Аттестация вообще не проблема, аттестация не предполагает «жи, ши», аттестация предполагает сдать тест. Это две большие разницы: «жи, ши» и сдать тест.
Вот у меня онлайн-портал, личный кабинет, я знаю, что я в пятом классе, у меня 9 предметов на аттестации, и вот мне говорят: «Слушай, вот давай в октябре начнём делать что-то, ок? — Ок». «Когда заканчивать будем?». Дети говорят: «В конце апреля тепло, к этому моменту закончим».
На данный момент (середина апреля) 95% детей давно уже всё закрыли, некоторые перешагнули через несколько классов за этот год. Мы предложили выбрать одного или нескольких взрослых, с которым им комфортно что-то делать в плане аттестации. Я не могу сказать, что дети старше 6 класса вообще привлекают много взрослых, потому что реально сдать тест самостоятельно. Если что-то супер непонятно или наоборот очень интересно, они приходят и говорят: «А вот слушай, что это, как это? Мне кажется, здесь нужен какой-то совет». Младшие дети просто самостоятельно регулирует этот вопрос в диалоге со взрослым. Например, «я сейчас хотела бы сдать математику в виде теста». Мы садимся и начинаем разбираться, как устроен тест, там есть 20 вопросов, на это нужно 4 часа, — это простая задача, аттестация занимает у них 3% времени от того, что они у нас проводят.
Вопрос: А роль взрослого?
Кучук Варвара: Конечно, роль взрослого, в том числе, чтобы демонстрировать здоровую реакцию на происходящее, чтобы оставаться в устойчивой позиции и чтобы являться транслятором нормы. Это просто природная роль назначения взрослого в целом. И этой ответственности мы с себя не снимаем. Это как раз задача взрослого в нашем пространстве: ресурс и поддержка сообщества.
Большая часть ценностей у нас — это история про самоуправление и про управление процессами детьми в принятии решений. Как это выглядит? Мы на входе говорим: мы организаторы этой школы, у нас набор ценностей такой-то, мы делаем пространство такое-такое. Для нас важно, например, отсутствие насилия, и мы под насилием подразумеваем вот это, вот это. Это наша ценность. Дальше семья к нам приходит, мы говорим родителям: вот у нас ценность такая, образование мы видим вот так, насилию — нет. Мы транслируем миссию и ценности, и говорим: «Если вам OK, вы приходите в наше пространство, мы договариваемся, что мы на одной странице, и мы разделяем эту историю». В этом месте ребёнок, конечно, приводит с собой всю семейную систему, всю семейную историю. Если правила нарушаются, а они нарушаются, в дело вступает все сообщество. У нас есть инстанция судебного комитета, которую сгенерили участники сообщества. Если, например, человек считает, что в его адрес были совершены какие-то действия или он стал свидетелем чего-то, что ему не понравилось, то он пишет заявку в судебный комитет и там будет обсуждаться, было ли нарушено какое-то правило. Дальше будет принято решение. Если суд решает, что правило какое-то было нарушено, то может быть вынесена ему некая санкция, может быть, назначена медиация, что угодно может происходить. Самые крайние меры — отстранение от занятий. Санкции идут от нарастающего: от чего-то маленького, простого предупреждения человеку, если он первый раз нарушает, до самой максимальной. Максимальное — это отстранение из пространства, если человек регулярно нарушает правила, это не всегда бывает ребёнок, бывает, что и взрослые участники сообщества нарушают правила, то тогда встает вопрос об отстранении. То есть, если ты с этими ценностями не согласен и правилами, которые работают для безопасности сообщества, тебе нужно подумать о том, хочешь ли ты здесь быть.
Вопрос: Можно ли чуть больше по поводу миссии? или каким вы видите выпускника своей школы? Тогда, может быть, понятно будет, какие ценности вы пытаетесь разделить вместе с родителями. Второй вопрос: взрослые, которые находятся с детьми, и основные требования к ним? И третий: Вы произнесли такое предложение, что модель претерпела несколько преобразований, как я услышала, вы столкнулись с какими-то сложностями, вот могли бы вы поделиться этими сложностями? Почему эти формы образовывались, чтобы как-то обрести веру в то, что это преодолимо?
Кучук Варвара: Я начну с миссии. Если кратко говорить, то нам хотелось, чтобы люди, приходящие в наше сообщество, были авторами собственной жизни. Это про ответственность, про то, что я делаю жизнь значимой для себя, она моя и я за нее отвечаю. Мы хотим, чтобы выпускник был адекватным, устойчивым, взрослым, который отвечает за свою жизнь.
На наш взгляд вот это и есть образование. Причем очень медленное образование, другое качество жизни, другое качество измерений, подходов к образованию, очень сложно померить какие-то результаты. У нас история довольно мало отделима от его естественного процесса взросления, поэтому критериев нет, мы ничего не прививаем, человек просто растёт и развивается, потому что он жив.
У нас очень сложный вопрос всегда с командой, потому что в обществе довольно травматичный исторический опыт и у нас просто мало людей, которые владеют культурой ненасильственного общения, а это очень важно нам. И найти лояльных, устойчивых и при этом с разносторонними интересами людей, которые приходят туда не за тем, чтобы манипулировать завуалировано или взять что-то от детей вместо того, чтобы что-то предложить, — это очень непростая задача. И больше мы всего погорели на команде, пока она больше всего сил съедает, эта работа с людьми. Несмотря на то, что у нас есть личная супервизия, групповая супервизия, много всего. И люди, которые приходят к нам, — это не педагоги, у них не стоит задачи быть педагогами.
И про изменения. Мне кажется, они были довольно естественные, потому что сначала не совсем понятно, как это делать, поэтому мы цеплялись за какие-то концепции, мы хотели сначала сделать студии, как в школе-парк, потом передумали и стали делать что-то другое, потом стало понятно, что это не работает, потом мы придумали формат резидентских студий, где ты записываешься на какие-то приоритетные занятия на длинные дистанции, — стало понятно, что это тоже не работает. Работает просто свободная образовательная среда, где могут происходить разные форматы, если таково желание участников этого сообщества. Вот такая спорадическая история может существовать.
Вопрос: То есть нет вообще никаких студий?
Кучук Варвара: На данный момент мы, подходя к концу года, отменили формат резидентства, причём было интересно, мы немножко побаивались это сделать, потому что на старте года говорили про резидентский формат, и тут мы видим, что не работает. Как же мы скажем людям, которые платят за эту школу, что как-то мы это все не очень круто придумали? А они сами приходят на родительское собрание и говорят: «Да, мы знаем, это не работает, давайте отменим»
Получилась такая картина, что очень быстро стали девальвироваться свободные запросы в пространстве и одновременно к вот этим резидентским студиям отношение было такое : «Я учусь два раза в неделю по часу, потому что мне кажется, от меня этого хотят» — это какая-то социально одобряемая история. Остальное время я делаю что хочу, но это точно не про моё образование. И нам не хотелось прийти в эту точку. Мне кажется, что это какой-то естественный опыт, он всегда будет происходить. И для нас это просто часть процесса. Мы, мне кажется, не закончим никогда меняться.
Вопрос: Я хотела бы уточнить: а всё-таки очень любопытная информация про школы, которым 50 лет.
Кучук Варвара: Саммерхилл в Англии — это самая старая. Ей 100 лет через два года.А вообще по последним данным их порядка 2 с половиной тысяч по миру, они есть в разных регионах. Конечно, это не история про массовую школу.
Вопрос: Очень интересно. Я очень благодарна за ваши выступления сегодня, потому что, конечно, это разрыв шаблонов. Я вам желаю удачи. Но имею подростка 14 лет (и маленького 4 года), который стоит перед выбором, куда дальше, и я озадачена, и этот опыт очень интересен, мне бы хотелось знать примеры людей, которые действительно выпустились из этой системы, что с ними стало?
Кучук Варвара: Есть такой проект «Острова» о свободном образовании. Скоро будет уже 3-я книга: в первом выпуске были собраны проекты свободного образования, 2-ой выпуск был о родителях, которые зачем-то выбирают такую форму обучения или такой образ мыслей, или такой образ жизни, третья история только запускается и это будут голоса детей.
Вы говорите об объективной реальности, могут ли они в 18 лет содержать себя самостоятельно — в этом сейчас вопрос? Станут ли они автономными и будет у них источник дохода? Я могу повторить ещё раз: наша задача создать среду, в которой ребёнок сможет стать автономным, адекватным, осознающим свои цели, свои предназначения. Мы не считаем, что призвание одно на всех, нам кажется, что вряд ли, нам не очень кажется, что всем нужно в ВУЗ, и нам не очень верится, что всем нужно сдавать ЕГЭ, нам кажется, что мы не очень понимаем, как вообще все будет устроено. Наша задача — дать им возможности, чтобы они сами разобрались, какими хотят сделать их жизни.
Видео выступления смотрите здесь