08.03.2021 — Расшифровка видео zoom-кафе “Смешанное обучение”
Спикер: Наргиз Асадова – член управляющей команды и руководитель заочного отделения Европейской Гимназии
Наргиз Асадова: Онлайн-формат обучения действительно очень новый. Он новый даже для тех родителей, которые прогрессивно настроены и понимают в самом начале, зачем они идут именно в онлайн-школу. Какие это родители? Например, родители, у которых дети профессионально занимаются спортом. Или родители, у которых дети — профессиональные артисты. У нас одна девочка есть, которая в мюзиклах поет.
Дорога до онлайн-школы не занимает никакого времени. Мы выстроили так расписание, что после 2-3 часов дня дети свободны и могут заниматься своими профессиональными увлечениями или хобби.
Даже родители таких детей, которые точно знают, зачем отдают в онлайн-школу своего ребенка, тем не менее очень тревожно настроены. Никто из нас онлайн не учился: ни я, ни наши мамы, ни наши сестры. Наше поколение в онлайне не училось. И онлайн-обучение нельзя выстроить точно так же, как оффлайн. Когда родители день за днем не видят, что они привыкли видеть, не получают от школы то, что привыкли получать, начинает расти их тревожность.
Поэтому один из этапов поступления в онлайн-школу — это собеседование с семьей. Мы проговариваем с ними какие-то моменты, на которые стоит обращать внимание в первую очередь. Я могу сказать, что после этих собеседований некоторые семьи принимают решения все же не поступать в онлайн-школу. Но мы поняли, что так будет честнее и правильнее – чтобы у нас не было ложных ожиданий друг от друга. Потому что образовательную среду, когда дети находятся в школе физически, мы, школьная администрация и учителя, создаем. То есть физически ребенок попадает полностью в образовательную среду. А когда ребенок дистанционно учится, то как бы мы ни старались, не надо тешиться иллюзиями – мы не можем создать образовательную среду в таком же объеме и так же влиять на ребенка. Поэтому здесь мы можем работать только в сотворчестве и очень плотном сотрудничестве с родителями. И об этом мы тоже сразу же их предупреждаем.
Теперь я расскажу про основные принципы: как мы строим школу и как в этом участвуют родители. Я с самого начала решила выстроить свое выступление именно с акцентом на то, что онлайн-школа — это всегда сотрудничество с родителями, с моей точки зрения и с точки зрения нашего опыта.
Почему мы считаем, что у нас смешанное обучение? Мы выстраиваем предметную сетку таким образом, что у ребенка создается ощущение, что он ходит в школу. Мы с самого начала просим родителей определенным образом обустроить рабочее место ребенка. Это важно. У нас есть небольшая памятка, чек-лист, по которому родитель должен пройтись и определенным образом организовать рабочий стол.
Например, есть такой лайфхак: если ребенок в своей комнате сидит и играет в компьютерные игры, то нужно либо его пересадить в другую комнату, либо просто повернуть компьютер в другую сторону и на стене повесить какие-нибудь неправильные английские глаголы, правила, которые нужно выучить, карту географическую, т.е. что-то, от чего у ребенка создавалось бы ощущение, что это пространство его учебы, а не просто он с постели встал, сел в удобное кресло и шпарит в компьютерные игры.
Мы также просим родителей приходить на уроки время от времени. У нас преподаватель к этому готов. А мы просим родителей давать обратную связь, в том числе, как ребенок сидит, какое положение его тела, в какой момент он устает.
Для нас это важно, поскольку это эксперимент в этом году. Например, как вы меня сейчас видите – вы меня видите по плечи, и, может быть, я вообще, как это сейчас модно, в трениках сижу, ногами перебираю, потому что мне скучно, или кошка играет в ногах, а это отвлекающий момент. Мы не можем в Зуме до конца определить вовлеченность ребенка. И в этом аспекте нам требуется помощь родителей. Мы получаем от них очень полезную информацию и стараемся перестраивать моменты для конкретного ребенка или для всего класса в целом.
Очень важно, чтобы это было комната, где ребенок находится один, чтобы это была не проходная комната. Если у ребенка есть братья и сестры, то их нужно изолировать из этой комнаты, когда он учится. Расписание обязательно должно висеть над столом.
Стало понятно, что для многих детей, особенно учеников 5-6 классов, во весь рост стоит проблема самоорганизации. Дети в школе привыкли ходить на урок по звонку. Здесь звонка нет. Соответственно, мы просим настраивать будильник на телефоне или на лэптопе, который будет звонить на урок, до тех пор, пока дети не привыкнут вовремя включаться в Зум.
В день у детей получается от 3 до 5 уроков. Мы чередуем уроки таким образом, чтобы не все подряд пять часов ребята сидели у компьютера. Поэтому первый урок английского языка у них в Зуме, то есть контакт с преподавателем, и они работают в группах. Следующий урок будет такой, когда компьютер выключается, и дети с учителем встречаются. Учитель дает задание для самостоятельного выполнения, они делают его в тетрадях, пользуясь учебниками, контурными картами, т.е. всем, чем нужно, в зависимости от урока. В конце этого урока дети обязаны определить результаты работы.
Мы пользуемся системой LMS – это единая система для всех школ международного бакалавриата. Для тех, кто не знает: у международного бакалавриата специфическая система оценивания, критериальная. Тут даже неважно количество баллов, т.к. вообще совершенно другой принцип и другая матрица оценивания. И система эта очень помогает грамотно, объективно оценивать ребенка. Я думаю, можно будет отдельно про это поговорить. Я большой фанат этой системы оценивания, потому что она понятна родителям и детям – им понятно, почему такая оценка или другая. Но сегодня тема другая.
Наталья Андреева: Я прокомментирую. Это очень интересный опыт. С одной стороны, есть дистанционная работа, синхронная. И в то же время есть асинхронная оффлайн работа, когда каждый ребенок сам, в своем темпе, работает дома над теми заданиями, которые ему сейчас предложил учитель.
Наргиз Асадова: Не только поэтому это смешанное обучение.
Обязательным условием обучения является еженедельное очное присутствие детей в школе. Каждую субботу дети должны обязательно приехать в школу. У них в субботу четыре-пять уроков. Но это не совсем уроки. Это такие пары, где дети делают совершенно разные, очень интересные лабораторные и проектные работы.
У них проходят всякие тимбилдинговые истории. Также с ними арт-терапевт работает – помогает выстраивать взаимоотношения.
Плюс у нас дети, которые учатся в онлайн-школе, имеют полный доступ ко всем кружкам допобразования.
Есть дети, которые несколько раз в неделю приезжают во второй половине дня и занимаются в разных кружках. И ежемесячно мы с ними какие-то выезды осуществляем, экскурсии, просто поездки. Это могут быть в Москве экскурсии и загородные поездки.
Мы поняли, что супер важно все-таки делать более длительный выезд. Поэтому в следующем году будут двухнедельные выезды два-три раза в год. И это обязательно. Именно за счет этого достигается смешанная форма обучения, если говорить по этой прекрасной табличке из книжки Blended Learning.
Если мы используем модель перевернутого класса, когда, например, преподаватель по географии проходит на онлайн-уроках какую-то тему, то потом дети встречаются в субботу и делают проект.
У нас была недавно прикольная история на биологии. Проходили тему паразитов и ленточных червей. В конце урока были дебаты, когда детей поделили: половина были ленточными червями, половина – учеными. Очень всем понравилось. Поэтому какие-то такие творческие истории мы используем.
Мы заметили, что дети, которые регулярно по субботам приезжают, учатся лучше, и их вовлеченность намного выше, чем у детей, которые по разным причинам пропускают эти занятия. Они, например, могут с родителями уехать в командировку на месяц, на два, и потом они немножко подсдуваются, им тяжеловато. А те, которые присутствуют каждую неделю, довольно бодры, и вовлеченность их довольно высокая.
Но я хочу сказать, что мы не полностью на 100% довольны тем, что получилось. При том, что дети он у нас многие искренне и честно любят нашу школу, и у нас классные педагоги.
Я думала, что это эксперимент будет такой: люди придут, чтобы пересидеть covid и разбегутся в следующем году. Но мы ведем наблюдение, собираем постоянную обратную связь от детей, родителей, педагогов. И мы нащупали целый ворох задач и точек роста. Мы сейчас приступаем к переформатированию. На следующий год наша программа будет гораздо более выгодная, подходящая для детей, которые выбрали для себя постоянную онлайн-форму обучения.
Я еще хотела сказать, что эта форма обучения все же не для всех. Как бы мы ее ни перестраивали, что бы мы ни делали, но есть дети, которым совершенно однозначно мы не рекомендуем ходить в онлайн-школу, и мы их не берем. Нам не очень важно, какие академические достижения есть у детей. Важно, чтобы они хоть как-то средне справлялись со школьной программой.
Самыми важными “отборщиками” в школу являются наши психологи. Мы выработали свое ноу-хау, как именно отбирать детей, способных учиться онлайн. Судя по тому, что у нас очень мало детей отсеялось за год, видимо, мы что-то правильное сделали.
Я помню, что когда я училась в школе (а я очень быстро и самостоятельно думаю), мне было очень скучно. И я систематически школу прогуливала, потому что понимала, что дома я гораздо быстрее и эффективнее пройду эту программу. Вызывали постоянно моих родителей, говорили, что я – чемпионка по прогуливанию. Но я училась лучше всех в школе – это единственное, что меня прощало, и поэтому мне разрешали столько прогуливать.
Есть дети, которые думают быстро и у которых осознанность повышенная. Мы именно смотрим на осознанность. А есть дети, которых этому не учили, но у них действительно много интересов, им скучно в школе и не хочется тратить время на то, что одноклассники долго думают. Для таких детей, в первую очередь, подходит онлайн-обучение, особенно, когда учителя продумывают диверсификацию и есть сложные задания и возможность углубиться в эту тему.
Например, у нас много сейчас детей с дефицитом внимания. Таким детям, к сожалению, очень тяжело учиться онлайн. Вот вы, взрослые, меня слушаете, а половина из вас занимается своими делами, потому что смотреть говорящую голову на экране не очень получается у всех внимательно. И я всегда говорю, что на всех этих курсах на Курсере поэтому так мало людей до конца их проходят. Это как такой телеканал “Культура” – вроде мы слушаем, у нас есть ощущение, что мы как-то культурно растем, информацию узнаем. На самом деле это мало похоже на обучение. Это просто информация, которая только процентов на десять у нас оседает в голове.
Чтобы учиться, вовлекаться, делать задачи, задания, не терять фокус внимания, человек должен уметь это внимание сосредотачивать. Это тоже часть вступительных экзаменов и тестов, которые проводят наши психологи.
Наверное, это основные вещи, которые я хотела сказать. По поводу родителей хотела добавить, что количество родительских собраний в онлайн-школе установлено больше, чем в оффлайн-школе. Это важно. Наверное, в следующем году это будет не только онлайн, но и очное хотя бы одно родительское собрание. Потому что для людей физические объекты ближе, дороже и понятнее. Есть понимание, что мы берем себе на обучение не просто ребенка, а мы берем семью. Именно когда мы таким образом про это думаем, меньше всего начинает получаться конфликт. Все время приходится думать о благополучии и понимании не только детей, но и родителей.
Я готова отвечать на ваши вопросы.
Наталья Андреева: Спасибо. Мне в личные сообщения прислали вопрос: вы работаете с детьми и родителями, которые изначально настроены на смешанное обучение, а у нас, в общеобразовательной школе, мы обучаем всех детей на смешанном обучении, трудностей у нас больше.
Я прокомментирую это, как руководитель Центра смешанного обучения. Когда первые школы в России начали применять смешанное обучение, не было никаких внешних предпосылок к этому. Сейчас у нас есть коронавирус, который всех загнал в онлайн, потребовал снижение нагрузки на школу и уменьшение социальных связей. Когда это начиналась, никаких таких предпосылок не было.
Всегда возникала проблема вовлечения родителей. Разные школы решали это по-разному. Есть вариант, когда проводится общее родительское собрание, где рассказывают том, что есть такой подход – смешанное обучение – и в наших параллелях он будет организован. Дальше им рассказывается о том, как это будет выглядеть, какая требуется вовлеченность от родителей, от ученика, о преимуществах, результатах, которые дает смешанное обучение, о дифференциации, о многом другом. Опытным путем было обнаружено, что родителей, которые уходят из этих классов, единицы. Из 25-27 уходит 1-2 человека в течение года. Чаще всего это родители, для которых очень важно контролировать каждый шаг ребенка и которые не доверяют детям, учителям, да вообще никому. Им проще перевести ребенка в класс с традиционной системой, потому что сложно перестроиться самим.
Есть вариант, когда мы переходим на смешанное обучение, но не предоставляем альтернативу с выбором класса в параллели. И всегда есть другие школы, куда родители могут увести детей.
Школа, в которой работает Наргиз, – очень престижная. Это школа с очень хорошей системой обучения. То, что школа участвует в программах международного бакалавриата на всех ступенях, — это свидетельство об очень высоком качестве стандартов, которые заданы в школе, об очень высокой планке. Поэтому есть возможность выбирать из желающих поступить в эту школу.
Наргиз Асадова: Я согласна. Мне кажется, что на этом этапе у нас есть возможность выбирать. Но даже у тех людей, которых мы выбираем, это все равно первый опыт такого обучения. В отличие от США и Канады, где эта система уже вовсю развивается последние 10-15 лет, и никого ею не удивишь. Там тысячи детей уже в этой системе существуют. Уже есть опыт, как они закончили школу, как в вузы поступили. И исследования на эти темы существуют.
Мы – пионеры. Неважно, начали вы это делать три или два года назад. В России довольно мало людей с этим опытом. Если он у них есть, то минимальный. С этой точки зрения мы более-менее в одинаковых условиях находимся.
Я хочу сказать, что эта повышенная тревожность требует обязательно ответа и работы. Например, в начале обучения, когда дети к нам только приходят, мы поняли, что нужно делать упор на soft skills, на социальные навыки.
Тайм-менеджмент и эффективные стратегии обучения – это супер простые навыки. Но дети с ними не знакомы. В ситуации стандартной школы у них даже нет пространства, чтобы познакомиться с этим. В том примере элементарном, который я приводила, что дети по звонку приходят и выходят из класса, чтобы научиться отслеживать начало урока и вовремя подключаться к Зуму, нужно какое-то время. И, чтобы этому научиться, ребенку нужна поддержка.
И родителю тоже нужна поддержка. С родителями работаю я: прошу обращать внимание на то, что, например, сейчас Вася все время опаздывает на урок хотя бы на 3-5 минут, а через месяц мы встречаемся и констатируем, что он перестал опаздывать на урок, все делает вовремя и его умение соблюдать какой-то элементарный тайм-менеджмент прокачалось.
Мы делаем опросы родителей. Среди позитивных изменений, которые они замечают в детях, они называют самоорганизацию. Мы действительно специально делаем разные мероприятия, чтобы эти качества и умения дети прокачивали.
Для нас также важно, чтобы дети научились решать какие-то примеры по алгебре. Но, может быть, мы даже в ущерб примеров по алгебре будем с ними работать над тайм-менеджментом.
У нас очень много английского языка. Некоторые предметы сейчас мы перевели на английский язык. Географию в восьмом классе у нас преподают на английском языке в онлайн-школе. Детям необходимо выучить много терминов. Нужно их учить правильным техникам запоминания большого объема иностранных слов. Есть специальные технологии, которые позволяют быстро выучить и более крепко запоминать слова.
Наталья Андреева: Вы добавляете специально урок мнемотехники или же именно на уроке географии вставляете упражнения, которые помогают научиться запоминать иностранные термины и правильно применять их?
Наргиз Асадова: По-разному происходит. Некоторые преподаватели эти техники дают на своих занятиях, а в каких-то случаях это урок по тайм-менеджменту, специальные чек-листы, таблички.
Со следующего года, видимо, на первом выезде все две недели будем прокачивать навыки самоорганизации, в первую очередь, потому что это очень важно. Если этим овладеть, то дальше многие ребята могут самостоятельно учиться.
Наталья Андреева: Очень важно, что вы рассказали об этом опыте. Да, действительно, если мы начинаем работать с детьми в пятом-шестом классе, они находятся в глубоком подростковом кризисе, т.к. идет перестройка префронтальной коры. У них рассеянное внимание, сниженная функция самоконтроля. Во время этого провала у младших подростков особенно важно, чтобы у них были технологии, на которые они могут опереться. Традиционно в школе этого не происходит, либо по инициативе школьных психологов проводят по запросу детей в качестве кружков такие занятия по мнемотехнике, самоорганизации, тайм-менеджменту.
У меня ребенок учился десять лет назад в школе, где у детей был запрос, как научиться успевать все. Они пришли к психологу, и в результате для них сделали небольшой тренинг о том, как научиться все успевать и планировать свое время.
Наргиз Асадова: Согласна, это системная история. Это встраивается именно как организационная культура. Мы сначала с детьми про это проговорили. Потом на классном часе наставники спросили, что они сделали из того, что проговорили? Кто-то из детей поделился: скрам-доску повесил, какой-то чек-лист использует. Даже те дети, которые не подхватили эту историю с самого начала, начинают задумываться: наверное, там что-то такое полезное.
Но на этом не все еще. После мы начинаем делать проекты. В проекты вшиваем технологии планирования. И они уже в разных форматах: вот он – с классом, вот он – сам.
Постоянно в разных формах ребенку нужно показывать значимость этих инструментов.
Наталья Андреева: Это будут и его инструменты, когда он их возьмет и начнет использовать.
Я хочу обратить внимание коллег на эту цепочку: мы начинаем с того, что сначала говорим, как это важно, здорово, а потом дети начинают делиться тем, что они сделали, и мы идем, опираясь на запрос детей. Нельзя просто постоянно навязывать и говорить, что нужно делать. Очень важно давать детям возможность рассказать и поделиться, что они сделали, куда пришли, как начали что-то использовать, для того чтобы их вовлечь. Я обращаю на это внимание коллег. Чаще всего это не очень характерно для нашей российской школьной культуры. Но это то, что стоит использовать и на что стоит опираться, если мы хотим, чтобы дети стали самостоятельными, а не были просто исполнителями.
Наргиз Асадова: Мы обогатили свой репертуар разными эффективными способами и техниками обучения. Мы собрали свой преподавательский чемоданчик, на основе которого выстраиваем программу следующего года, понимая, где основные дефициты у детей. По большому счету, что действительно может дать онлайн-школа в гораздо большей степени, чем оффлайн, — это навыки самостоятельного обучения. Для ребят, которые способны на это, большое будет подспорье в будущем.
Наталья Андреева: Естественно. Потому что современный университет построен в большинстве случаев на принципах смешанного обучения, предполагает высокий уровень самостоятельности студентов. Если мы из школы выпускаем такого прекрасного потребителя, прекрасного исполнителя, т.е. человека, который будет действовать только по инструкции, то мы не достигнем того результата, которого хотелось бы достигнуть. И если мы фокусируемся на развитии учебной самостоятельности и даем необходимый арсенал инструментов, то это очень здорово. Если мы это делаем в школе, то фактически готовим их к реальной жизни.
Вы говорили о включенности родителей. Оценивали ли вы, сколько часов в неделю вовлекается родитель дополнительно в сравнении с обычной ситуацией? Например, у вас есть дети, которые очно ходят в школу, и есть вариант со смешанным обучением. Сколько дополнительных часов у родителей уходит, как вам кажется, на такую поддержку?
Наргиз Асадова: Мы не считали в часах. Но понятно, что в первый месяц это больше, чем в обычной школе. Но за месяц все дети становятся более самостоятельными и уже родительской поддержки не нужно. Нужно понимать, что это дети, которые учатся дома. Соответственно, у них родители часто либо тоже работают из дома, либо есть бабушки, т.е. кто-то всегда находится рядом.
Наталья Андреева: Мне кажется, в данном случае есть очень важный инструмент мотивации для родителей. Вы тратите время, буквально на один-два месяца больше, но получаете тот результат, которого вы бы не достигли в обычной ситуации. Вы сейчас вкладываете в развитие учебной самостоятельности и дополнительных скилов, которые появляются и формируются у ребенка, чтобы он приобрел некоторый набор инструментов работы с различными носителями информации (включая свою память, интернет), потому что хороший поиск — это залог успеха. Но потом вы можете отпустить ситуацию и переключиться на другие задачи.
Наргиз Асадова: С родителями важно говорить также о том, что их фокус внимания должен быть немножко на другом. Очень важно, чтобы дети занимались спортом дополнительно, потому что когда ребенок в школе, он на переменке бегает, из класса в класс переходит, в столовку, туда-сюда. Хоть какие-то шаги он себе шагает. А при онлайн-обучении четыре-пять уроков он просто сидит на попе ровно. Это не очень хорошо. У нас есть рекомендации по физкультминуткам. Но если родители не будут поддерживать нас в этом, мы заставить и проконтролировать не сможем. Мы со своей стороны можем только расписание таким образом построить, чтобы у ребенка было время на физическую активность.
Это один из самых болезненных для меня сейчас пунктов, потому что в теории все понятно, но на практике почти никто из родителей за этим не следит. Возможно, мы придем к тому, что просто вкрутим обязательные физкультминутки через Зум или будем давать такие задания, где нужно двигаться. Задания будут приурочены к каким-то предметам, но нужно будет сходить и что-то сделать.
Есть разные крайности. Есть дети, которые профессионально занимаются спортом, и у них достаточно физкультуры в жизни. А есть дети, которые на дистанте, и они почти совсем перестали двигаться. Это не очень хорошо.
Наталья Андреева: А какие-то варианты геймификации? Были игры, типа ловли покемонов: у детей есть перемена 15 минут, но нужно выйти сфотографировать три цветка, одно дерево и прийти это загрузить. Ничего такого нет?
Наргиз Асадова: Нет. Дети сами говорят, что они хотят больше движухи, не связанной с гаджетами. Поскольку они и так онлайн учатся. Мы им предложили цифровые проекты делать, мультики. Но дети сказали, что интереснее то, что нужно что-то руками делать, потому что цифры им уже достаточно.
Алексей спрашивает, на каких устройствах — мобильных или стационарных — дети подключаются к урокам? Наши рекомендации, что это должен быть ноутбук или компьютер, т.е. не планшет. Потому что скорость интернета, широкая диагональ — это очень важные аспекты обучения онлайн. У нас уже есть рекомендации родителям, как это должно выглядеть. Мы запрещаем детям это делать с телефонов.
Наталья Андреева: Есть ли какие-то общие рекомендации по организации онлайн и смешанного обучения? Может быть, есть какие-то семинары айбишные (прим.: IB) для таких школ? Обмениваетесь ли вы с коллегами опытом?
Наргиз Асадова: Есть международные чаты по предметам. Например, все преподаватели географии или математики используют определенные чаты, где из разных стран педагоги делятся своими ноу-хау. Но я не могу сказать, что есть какой-то специальный тренд, где учат именно смешанному обучению. В IB постоянно идут семинары, но они более основополагающего характера, не специфические под онлайн-обучение практике, а хорошие педагогические практики, направленные на развитие различных мягких навыков, типов мышления, умения писать тексты в разных жанрах. Много раз в год они проходят. Раньше нужно было ехать куда-нибудь учиться, а теперь все это ушло в онлайн. Мне кажется, что там и останется.
Михаил Поваляев: Уважаемая Наргиз, я много слышал от Натальи про смешанное обучение. Но смешанное обучение существовало и до карантина, до дистанционного обучения. А то, что вы сейчас рассказываете, это, в большей степени, рассказ про опыт дистанционного обучения в Европейской гимназии, нежели чем про опыт смешанного обучения. Потому что смешанное обучение бывало и безо всякого карантина и всякого дистанта. Есть ли в Европейской гимназии смешанное обучение (в строгом смысле) для классов, которые учатся традиционным способом?
Наргиз Асадова: Мне кажется, в каком-то стабильном режиме нет. Есть какие-то его элементы, которые возникают по инициативе того или иного педагога. В частности, мы очень много говорим о том, как перейти к модели а-ля карт, когда можно сделать проект, например, на Курсере и принести диплом, который будет зачтен, что этот курс ребенком пройден. Почему мы не можем в оффлайн-гимназии так смело с этим экспериментировать сейчас? Потому что есть довольно жесткая программа, есть довольно жесткие международные экзамены, которые нужно сдать. Соответственно, вряд ли мы найдем на Курсере нужные программы. Такого нет. Нам нужен педагог, который мог бы инкорпорировать в свою программу рядовые элементы обучения на других платформах. Это все требует более длительных экспериментов.
Если коротко ответить на ваш вопрос, то системно наша школа элементы смешанного обучения не использует. Но очень хочет. Поэтому очень поддерживает проект онлайн-школы, потому что кажется, что в этом эксперименте могут родиться такие важные, полезные для всей нашей школы способы обучения.
Наталья Андреева: Я тоже прокомментирую пару слов. В гимназии №1505 был момент, когда старшая школа работала по IB. Как я понимаю, непрофильные предметы преподавались в формате гибкой модели смешанного обучения, а каждый ребенок шел в обучении в своем темпе. Кто-то больше фокусировался, кто-то готовился к экзамену по этому предмету. А тот, кто не выбрал, на другом уровне его изучал. Все это происходило в рамках одного класса.
Я предлагаю обратить внимание на опыт Алексея Наумова из гимназии №1505. У нас есть интервью с ним в книге “Шаг школы в смешанное обучение”. Просто это такие вещи, которые могут быть полезны и востребованы, но это зависит от учителя, от того, готов ли он работать в таком формате и насколько для него это комфортно и удобно.
По-моему, вся система IB выстроена так, что берешь и начинаешь это применять. Там есть идеальная система оценивания и многое-многое другое.
Наргиз Асадова: Да, совершенно точно. Но система оценивания IB — это отдельная тема, она особенным образом не приурочена к смешанному обучению.
Наталья Андреева: Михаил Яковлевич комментирует, что от учителя ничего не зависит, если в школе не работает система открытых учебных планов и открытого контента. Наверное, да. Хотя мы видим, как в каких-то обычных школах в регионах внезапно возникают учителя, которые начинают экспериментировать, и получается интересно, здорово.
Понятно, что переход школы на IB — это сложный, большой процесс, который проходит вся школа, все учителя учатся, а не просто эксперимент одного учителя. А когда нет ресурсов, школы или учителя делают то, что могут, как-то пытаются адаптировать.
У нас выступали Елена Меньшинина из гимназии №1505 и Виталий Лебедев – рассказывали о критериальном оценивании. Видно, что коллеги в других регионах и в обычных школах пытаются как-то это адаптировать к своим школам и к тому опыту, который у них есть.
Наргиз, у вас есть что-то, чем вы можете поделиться с коллегами? Может, есть какая-то инструкция родителям на сайте?
Наргиз Асадова: Да, есть инструкция с рекомендациями для родителей.
Наталья Андреева: Было бы очень здорово поделиться, потому что было бы полезно посмотреть, как это делают другие школы.
Задача наших встреч — немножко посмотреть внутрь: что делают разные школы, как по-разному внедряют что-то, что есть общего и какие есть отличия, что получается в результате. Посмотреть и взять что-то для себя, а, может быть, найти партнера, с которым вместе что-то разрабатывать.
Наргиз Асадова: Я согласна. Мне кажется, что когда начинаешь что-то совсем новое, хочется, чтобы была среда, где это можно было бы обсуждать. Спасибо вам, Наталья, что вы создали такое сообщество. Я предложила обсуждать не только какие-то успехи, но и сделать пару эфиров, где можно было бы обсудить, что не получается. Одна голова хорошо, а много голов лучше.
Наталья Андреева: Скоро, как раз благодаря Наргиз, мы собираемся компанией директоров и заместителей директоров, чтобы обсудить те провалы, которые были, обсудить, что делать. Мне тоже есть чем поделиться. Есть грабли, по которым мы прошлись. История про работу с родителями — это грабли-грабли.
Наргиз Асадова: Да, потому что мы сначала попытались скопировать то, как мы работаем с родителями, в оффлайн-подразделении. У нас действительно все хорошо: сообщество теплое, родители поддерживают. В качестве доказательства можно сказать, что мы же платная школа, но во время пандемии от нас никто не ушел. Мы сделали скидку, но некоторые родители сказали, что будут платить как платили, чтобы поддержать школу. У нас крепкое родительское сообщество. Это показывает, что мы с ними неплохо поддерживаем коммуникацию. А в онлайне такая же схема не очень работает. Нам ее просто на ходу приходится пересобирать, потому что родители далеко, и для них это очень нестандартная форма существования. Они не понимают, например, что для их детей это большая ломка — перейти из одной формы в другую, что нужно время, нужно терпения набраться.
Участник: У меня такой вопрос. Есть направление тьюторства, когда сопровождается семья в образовательной траектории ребенка. Может быть, есть такое направление тьюторства или трекерства, но не семьи, а школ? Когда формируется некий опыт, и с ним можно уже ходить в конкретную школу и решать проблемы конкретной школы, не общими рассуждениями, а исходя из проблематики?
Наргиз Асадова: Про то, как это организовано в IB, Михаил Яковлевич лучше расскажет. Есть система адвайзеров в разных сетях школ. Это отработанная образовательная модель. Есть люди, которые доказали, что они знают каждый элемент этой системы. И они наделяются возможностью учить другие школы быть у них адвайзерами в системе IB. Это очень дорогостоящие специалисты.
Конкретно как это работает в IB, Михаил Яковлевич расскажет.
Михаил: Опыт такой есть, в России в том числе. В свое время мы реализовали несколько региональных проектов, где как раз такое тьюторство было востребовано. Чтобы это было реальностью, а не просто какой-то игрой, нужно, во-первых, чтобы те школы, которым это нужно, четко представляли себе, что они хотят. Там речь шла о подготовке школ к поступлению в международный бакалавриат.
У нас была группа, которая такие проекты реализовывала, в частности в Пермском крае. Это уже было достаточно давно, 15 лет назад. Затем было в Когалыме Ханты-Мансийского автономного округа. Есть также проект в Москве, который с 2013-го года реализуется под патронатом Департамента образования, – это такая модель четкая.
Рабочая группа, которая была специально сформирована, занималась таким тьюторством. Там были опытные айбишники из разных школ. Сетевая координация велась. Благодаря совместной деятельности со школами у нас 20 с лишним школ авторизовались как минимум на одну программу. И есть школы, которые уже на две программы авторизовались.
Сегодня в Москве 35 государственных и частных школ входят в IB. И это совершенно нормальное явление. Конечно, есть и опека со стороны международного бакалавриата на определенном этапе. Когда школа становится кандидатом в IB, остается еще год-два до непосредственного вступления, и, как правило, назначается опытный представитель международного бакалавриата и он осуществляет тьюторство.
Я должен с удовлетворением отметить, что среди этого сообщества опытных айбишников становится все больше наших соотечественников. Это очень приятно, потому что когда мы начинали 25 лет назад все это делать, то круг был очень узкий – у нас было человек 15, может быть, на всю страну. Сегодня все больше наших соотечественников в этом участвует.
А что касается обмена опытом в рамках IB, то существует несколько площадок. Если говорить о площадке государственной, то в Москве в рамках Департамента образования и науки последние полгода проводятся экспертные семинары в целях интегрировать айбишный опыт в образовательную систему Москвы. И не только могут государственные школы участвовать, частные – тоже.
Есть еще негосударственная площадка. Это партнерство, которое называется Интеско. Туда входит Европейская гимназия, 45-я и еще почти 30 школ, не только московских. В рамках этого партнерства постоянно проводятся важные семинары и круглые столы с участием представителей международного бакалавриата. Особенно это было актуально в пандемию, когда все по домам сидели. Там обсуждалась, среди прочего, тема blended learning.
Мне кажется, когда мы говорим о смешанном обучении, то не учитываем, что английский язык и русский язык очень разные. Blended learning — это не совсем смешанное обучение, но здесь можно провести аналогию с героиней “Войны и мира” (ее оштрафовали за то, что она по-французски говорила во время войны, но она сказала, что не понимает, как это можно сказать по-русски). Вот этот термин blended learning для меня – это более содержательное понятие, чем смешанное обучение. Под смешанным обучением можно что угодно понимать.
Вопрос терминологии – это очень важная штука, потому что если мы хотим это в образовательное сообщество транслировать, надо договориться, что именно мы транслируем. Потому что каждый понимает в меру своей испорченности. Кто-то полагает, что если дать задание в какой-нибудь сети и потом придет ребенок с этим и дальше все это пройдет в традиционных формах, то тоже будет очень прогрессивно. Но я думаю, что все это значительно более серьезная проблема. В Европейской гимназии молодцы, что этим серьезно занимаются. Но я не верю, что это может быть массовой практикой, если мы говорим не об имитации, а о реальности, потому что есть очень разные условия в огромных школах с фиксированными программами, и в частных школах, где эта возможность существует.
Но я слежу за выступлениями наших руководителей и в интервью Натальи Александровны Киселевой о разном темпе освоения программы она предполагает, что это ближайшая перспектива московских школы. Это было бы замечательно.
Наргиз Асадова: Вообще blended learning на Западе возникло как раз в больших школах со сложным контекстом. А в России, наоборот, именно частные школы, где благополучные дети, больше в это вовлечены на данный момент. То есть по-разному мы входим в эту тему. Почему я верю в то, что именно blended learning — это модель массового школьного обучения будущего, причем ближайшего? Потому что оно требует создания дополнительной инфраструктуры.
У нас, к сожалению, не существует вспомогательных платформ, с одной стороны. С другой стороны, педагоги тоже массово не обучены этим технологиям. C третьей стороны, считаю, что самая большая боль, которая существует в нашей образовательной системе, — нет системы поддержки педагогов. Как внедряется инновация в той же Америке? Институты с помощью небольших технологических компаний разрабатывают платформу. Дальше они приходят в школу и тьюторы поддерживают, обучают, сопровождают каждого педагога в течение 3-х месяцев, и только после этого они позволяют ему самому действовать. Я никогда у нас ничего такого не видела. Я вижу, что государство спускает свои пожелания по поводу того, как все красиво должно выглядеть. А кто педагогов поддерживает, кто выделит инвестиции, где эти человеческие ресурсы, которые помогут эту инновацию плавно и экономично внедрить?
Наталья Андреева: С одной стороны, мы видим сейчас что-то похожее на инициативу School for One (прим.: платформа) со стороны Сбербанка со СберКлассом, когда разработана система. По разным предметам были разные команды. Есть очень сильная команда – гильдия словесников, которая сделала русский язык и литературу. И есть поддержка школ, поддержка учителей. Я не знаю, насколько она идеальная и такая, как хотелось бы. Я просто видела некоторые этапы в разные годы. Есть ощущение, что должно получиться, потому что фокус на персонализации, на развитии ученика, умении выбирать и принимать решения, фокус на soft skills. И это интегрировано в систему. Кажется, что эта история должна взлететь на территории Российской Федерации.
С другой стороны, мы, как сообщество, сорганизовались и попытались сделать так, чтобы те учителя, которые хотят что-то пробовать, нашли поддержку коллег, пускай и из других регионов. Поэтому мы с 2015-го года проводим конференцию по смешанному обучения. Собираем ученых и собираем практиков – тех, кто готов делиться и поддерживать других учителей. Это такое волонтерство для всех участников. Но мне кажется, оно особенно ценно, потому что дает возможность распространяться новому. А как только деньги выключаются, все перестает работать. И есть совершенно другой опыт, когда нет никаких доплат за смешанное обучение, а люди делают это, потому что они считают, что это правильная педагогическая позиция. И в этом случае неважно, получают ли они дополнительные деньги за это или не получают, – это принципиальным образом не влияет на то, что они делают. Мне кажется, это наиболее ценно и дает возможность развиваться таким настоящим росткам. Что может быть поддержано деньгами, мне кажется, будет поддержано.
Еще добавлю, что есть Ушаков со своим журналом “Директор школы”. И у них есть история как раз про поддержку, про тьюторство школ, про формирование организационной культуры.
Наргиз Асадова: Подтверждаю, у Ушакова есть технологии внедрения таких программ.
Наталья Андреева: Спасибо огромное всем, кто к нам сегодня присоединился. До свидания.